Новости

К 15-летию восстановления единства Русской Православной Церкви.

17 апреля 2022

Интервью Высокопреосвященнейшего Архиепископа Гавриила Монреальского и Канадского информационному порталу Сретенского монастыря (Москва).

Архиепископ Монреальский и Канадский Гавриил (Чемодаков) в архиерейском сане уже более 25 лет. Он родился в русской семье в Австралии, приехал в США, получил духовное образование в семинарии, был келейником у митрополита Илариона (Капрала) и совершенно неожиданно для себя был призван Собором Зарубежной Церкви на епископское служение. Владыка стал свидетелем исторического процесса воссоединения двух частей Русской Церкви. И сегодня он рассказывает о первых сомнениях, эволюции взаимоотношений и ярких деятелях-миротворцах.

– Владыка, правда ли что Вы были одним из самых ярых противников примирения Зарубежной Церкви с Московской Патриархией? И если да – то почему?

– Не совсем так. Хотя на тот момент у многих могло сложиться именно такое представление. В действительности я никогда не был противником объединения. Думаю, что каждый разумный русский православный человек, даже как я, выросший в Зарубежной Церкви, мог мечтать о том, что мы могли бы объединиться. На тот момент меня волновал вопрос (и в действительности так и вышло) о потере немалого числа приходов и людей. Причем, кто-то говорил потом Патриарху, что «объединение нам стоило дорого».

На тот момент многие были еще не готовы, и, к сожалению, некоторые люди до сих пор находятся в расколе. Это люди, которые не пошли путем объединения и остались с неканоническим епископом, или, как он теперь именуется, «митрополитом» Агафангелом. Он был в составе собора РПЦЗ, но не принял единства и организовал свою «церковь», не признанную ни нами, ни какой-либо другой канонической Церковью. Поэтому на тот момент я боялся, что мы потеряем хороших людей, которых нельзя было назвать фанатиками. Люди тогда еще не убедились в том, что Московская Патриархия порвала полностью с «сергианством», что нас и разделяло.

Был против, потому что считал, что еще не время: нужно было лучше подготовить паству. Надо подчеркнуть, что многие говорили, будто нас разделила революция. Это не так. Нас разделила декларация 1927 года. И многие задавались вопросом, исцелилась ли Москва от этого недуга. И второй вопрос – вопрос экуменизма. На тот момент Московская Патриархия довольно активно участвовала во Всемирном Совете Церквей (ВСЦ).

Как и сказал, против я не был. Был против, потому что считал – еще не время, нужно было лучше подготовить ту паству, которая это не принимала.

– Второй вопрос вытекает из первого. Какие перемены произошли в Вашем сердце за эти годы? Может быть, на какие-то моменты вопроса объединения стали смотреть иначе?

– Я уже упоминал беспокойства людей перед объединением, и в тот момент в какой-то мере разделял беспокойства. Мне казалось, что Московской Патриархии нужно выйти из ВСЦ для того, чтобы мы могли с чистой совестью объединиться. На тот момент это для меня было причиной объединения. Но потом объединение всё же произошло.

Я был в своем мнении не одинок. Тем не менее я понял: уходить нельзя, есть каноническая Церковь. Нужно придерживаться решения Собора. Раз наш Собор так решил в большинстве, конечно, надо оставаться. До 2007 года я ездил в Россию несколько раз. Конечно, чем больше бываешь в России, тем больше видишь, что произошло с момента распада СССР, видишь, как восстановилась Церковь. А я был и на Валааме, и на Соловках, в Москве, Петербурге, в других городах. Я приехал в Ярославль, в Толгский монастырь в 1988 году – он был в руинах. И потом приехал 3 года назад, увидел, в каком он состоянии сейчас. Это не может не впечатлить. Мы видим перемены к лучшему. Тем людям, которые не принимают единства, я говорю: «Поезжайте, посмотрите, вы не были в России».

Мое мировоззрение изменилось в положительную сторону. Главное, единство укрепляет нас. Мы можем жить в мире и пребывать молитвенно вместе.

– Вспомните атмосферу тех лет: накануне подписания исторического Акта и спустя некоторое время после него. Какова была реакция в русском зарубежье у тех, с кем общались непосредственно Вы?

– Так как я еще не был полноценным сторонником, то общался с людьми, которые разделяли мое беспокойство. Так что они тоже были не совсем сторонниками. Но общался и с теми, кто с радостью воспринял эту весть, считая, что объединяться нужно было уже давным-давно.

Многие люди, не принимая объединение, не уходили в раскол, понимая, что нужно оставаться с Церковью, полагаясь на волю Божью
Знаете, если бы мы начали общаться в начале 90-х годов, этот процесс завершился бы намного раньше. Когда Святейший Патриарх Алексий II был избран, он вскоре приехал в Америку. Заранее (еще до поездки в США) он направил письмо митрополиту Виталию (Устинову) с предложением о встрече. Но владыка принял решение не встречаться. Мы об этом письме узнали только много лет спустя. Если бы наши архиереи узнали об этом на момент получения письма, то, может быть, могли бы как-то уговорить митрополита Виталия встретиться. Мы задавались вопросом: «А если бы тогда они могли найти общий язык?» Может быть, объединение произошло бы не в 2007 году, а в конце 90-х.

Были и те, кто не совсем с радостью принимали весть об объединении, но не уходили в раскол, понимая, что нужно оставаться с Церковью, полагаясь на волю Божью.

– Кто, на Ваш взгляд, из всех деятелей Зарубежной Церкви и Московской Патриархии был наиболее ярым сторонником примирения, сделав для этого максимум возможного? Речь, конечно, не только о непосредственных участниках процесса в XXI веке, но и о деятелях прошлого, возможно, даже первых времен существования РПЦЗ.

– Что касается Московской Патриархии, начало этому процессу положил Патриарх Алексий II. Не будем забывать, что он тоже был своего рода «зарубежником», потому что начал свое служение за рубежом и был по духу таковым. Он, конечно, в 1991 году, как я сказал, протянул руку, сделал шаг навстречу и видел церковную пользу от объединения. Мне кажется, он был одним из тех, кто более всего потрудился в деле воссоединения.

Как Вы знаете, были у нас организованы две комиссии с обеих сторон, которые регулярно встречались. С нашей стороны комиссию возглавлял митрополит Марк Берлинский и Германский, входил епископ Лука Сиракузский и ректор Джорданвилльской семинарии. Потрудились отцы Владислав Цыпин и Николай Балашов… Многие потрудились. Надо упомянуть нынешнего владыку Тихона (Шевкунова), потрудившегося со стороны Московского Патриархата. Мы всегда считали его другом Зарубежной Церкви. Он всегда хорошо к нам относился, и мы дружили еще до объединения. Немало он положил трудов, чтобы ускорить этот процесс.

– Каково духовное значение примирения Московской Патриархии и Зарубежной Церкви?

– Нам это дает возможность евхаристического общения, путешествия по России, ощущения себя в приходах Московской Патриархии как дома. Люди это ценят и к нам относятся по-другому. Что касается прихожан храмов Московского Патриархата, думаю, что и наш опыт может быть полезным для людей в России. Зарубежная Церковь сохранила (прежде всего потому, что имела эту возможность) понятие приходской жизни. В каждой епархии нашей Церкви существуют общины, в которых довольно активна приходская жизнь. После Литургии люди не расходятся, а остаются на чаепитие и общение. Действуют русские школы, которые создавались на протяжении 100 лет. В них занятия проходят по субботам, где преподают не только Закон Божий, но и любовь к России.

Беседовал Владимир Басенков

Архиепископ Монреальский и Канадский Гавриил (Чемодаков)
13 апреля 2022